— Тема «народ и интеллигенция» была очень значима для XIX и начала XX-го века. В какие отношения с народом будет вступать новая интеллигенция?
— Ни в какие. Потому что для новой интеллигенции нет понятия «народ», есть понятие «люди». Это во-первых. Во-вторых, старая интеллигенция сначала долго и усердно рисовала себе схемы действия, а потом собиралась по ним действовать. Новая интеллигенция — это практики. Они начинают создавать вокруг пригодную среду обитания — сначала для себя, потом для своих детей. Постепенно в эту среду вовлекаются друзья друзей, разные незнакомые люди. Начинается социальное перемешивание. Никакого специального народа больше нет.
Именно так о «народе» я и думаю последние несколько лет. Его нет. Есть люди. Очень разные. Честно говоря, я тоже самое думаю и об интеллигенции. Ее нет. Не существует. Есть люди. Порядочные, честные, думающие, образованные и не очень, которым не все равно, что происходит в их стране. Которым «за державу обидно». Других нет. Слово «интеллигент», как мне представляется, теперь относится к каким-то театральным, эстрадным словам. Оно для публичных выступлений и интервью. При помощи этого слова можно красиво срезать кого-нибудь или наоборот, похвалить. - Вы считаете, что наш министр внутренних дел интеллигент? - Не более, чем министр обороны, я считаю. Здорово я выкрутился? Но даже тысяча человек даст тысячу разных определений понятию интеллигент. И ни одно из них не будет правильным. Как, помнится, говорил покойный академик Лихачев, когда его попросили дать определение интеллигентности: «Можно притвориться щедрым, храбрым, но нельзя притвориться интеллигентным». Точнее и не скажешь о том, чего нет. Вернее, оно существует в воображении людей, которым мало того, что их назовут порядочными, честными, думающими, образованными, etc. Они хотят, чтобы их особенным образом
