Однажды играли в карты у конногвар… зашла речь о книгах и о книжных героях, которые меня, выражаясь языком советской педагогики, сформировали. Я уже хотел начать рассказывать об Андрее Болконском, Макаре Девушкине, Евгении Онегине, Печорине и прочих, но… призадумался. Вытащил изо рта сыр, чтобы не выронить, если, не дай бог, случайно каркну и стал вспоминать. Получалось… не получалось хоть тресни. Жизнь свою я не делал ни с Болконского, ни с Печорина. Правду говоря, я вообще не находил в русской классической литературе ни одного героя, которому в детстве мне хотелось бы подражать. Я любил Обломова и жалел несчастного Чичикова, у которого все сорвалось из-за идиота Ноздрева, но те, кого ты любишь и жалеешь совсем не всегда могут быть примерами для подражания. Сайрус Смит Жюля Верна, профессор Челленджер и Раффлз Хоу у Конан Дойля, Роберт Скотт у Цвейга в «Звездных часах человечества» - они были моими примерами - все эти ученые, первооткрыватели и путешественники. Отчего же подобных им не было в классической русской литературе? Разве их не было в русской жизни? Были, да еще какие - Семен Дежнев, которого в один ряд с Колумбом и Магелланом поставить не грех, братья Лаптевы, Ломоносов, Кулибин, Менделеев, Яблочков, Пирогов – где они в русской классике? Не подробные и скучные научные биографии, а романы, в которых ученый и инженер являются главными героями. Не было Пирогова в русской литературе. Вместо него был Плюшкин. Первым на ум почему-то приходит Штольц, «крепкий хозяйственник» и вообще немец. Сразу вычеркиваем его. Вот положительный профессор Дымов в «Попрыгунье»… Всплакнем над его горькой судьбой. Вот гениальный Левша… Обнимемся и зарыдаем. Есть еще профессор Серебряков в «Дяде Ване». Лучше бы его не было. Астров, конечно, подходит больше. Он врач, он благородно увлечен лесами, у него и карта есть, которой он жену профессора пытается... Вот только пьет горькую. Ну, хорошо. Пусть классическая русская литература вся написана дворянскими перьями и до всех этих ученых, инженеров и мореплавателей ей дела не было, но Чехов, но Лесков, но Мамин-Сибиряк, но Помяловский… Нет, и они не замечены в любви к ученым и инженерам. Первым русским инженером, описанным в литературе так ярко, что мы его помним до сих пор, был прохвост и авантюрист Петр Гарин. Это уже не и русская классическая а советская литература. Положительный инженер Лось Толстому удался куда хуже. За Гариным идут профессора Персиков и Преображенский – мягко говоря, личности не то, чтобы очень положительные. Ну, Булгаков, конечно, статья особенная. Это вам не социалистический реалист Гранин с его хождением на грозу и искателями. Про этих, которые вместе с народом и партией строили светлое будущее говорить не хочется. Известно какие там ученые и инженеры – светлые и будущие. Вроде электрических схем и дифференциальных или химических уравнений. Возьмем лучше Трифонова, возьмем Нагибина, возьмем Шукшина, да кого хочешь возьмем из хороших и даже прекрасных писателей… Впрочем, был Дудинцев с его двумя романами и Солженицын. Нельзя сказать, чтобы это были жизнеутверждающие вещи… И вообще у нас для ученых, инженеров и первооткрывателей отгородили что-то вроде резервации, которая называется ЖЗЛ. В литературу художественную им хода нет. Мы, однако, забрались слишком далеко от золотого века нашей классической литературы, которая вся была о душе, а не об уме, который, как сказал один умный француз, всегда в дураках у сердца. Удивительно, что это сказал француз Ларошфуко, а не русский. Русский Чехов написал об уме другое. «Я, помню, читал где-то, что у вас* у всех ум приобретённый, из книг, а у нас ум врождённый. Если русского обучить как следует наукам, то никакой ваш профессор не сравняется.
— Может быть...— как бы нехотя говорит Шампунь.
— Нет, не может быть, а верно! Нечего морщиться, правду говорю! Русский ум — изобретательный ум! Только, конечно, ходу ему не дают, да и хвастать он не умеет... Изобретёт что-нибудь и поломает или же детишкам отдаст поиграть, а ваш француз изобретёт какую-нибудь чепуху и на весь свет кричит. Намедни кучер Иона сделал из дерева человечка: дёрнешь этого человечка за ниточку, а он и сделает непристойность. Однако же Иона не хвастает.» Ну, вот. Антон Павлович и убил-с.

*У французов.