Ум его (Николая Первого) был не довольно гибок, не широкого объема и не многостороннего просвещения; сердце было холодно, а темперамент пылкой. Он шел всегда прямо к цели, несмотря ни на околичности, ни на средства, и, не разбирая дороги, ломал, что попадется под ноги. К нему можно было применить русскую пословицу: «гнёт, не парит; переломит, не тужит». - Таков он был и в своей справедливости. Он был убежден - да кто же и не убежден в этом! - что Россия есть страна взяточничества и всяких судебных и административных мерзостей. На основании этого он видел доказанную вину во всяком подозрении и во всяком доносе, а у него была всякая вина виновата. Это отражалось и на строгость судей, которые сами трепетали, чтобы их не заподозрили в слабости. Одним словом: в его царствование от излишнего требования строгой справедливости не было никакой правды! Но эта строгость не мешала, однако, брать взятки, а кругом его любимцы наживались так, как и не умели, и стыдились бы подумать об этом благородные люди, окружавшие Александра Павловича. Недаром под конец говорил Николай Павлович: «Я думаю, во всей России только я один не беру взяток!» - Конечно, это гипербола, но ее можно перевести так: «Только тот не берет взяток, кому они не нужны!» - А кто довел до этого? - Жизнь при нем пошла труднее; страх безрассудной его строгости заставлял многое скрывать от него, а любимцы, составлявшие вокруг него непроницаемую стену, не допускали до него настоящей правды, а только тешили его самолюбие, представляя все в лучшем виде, или угождали его строгости сплетнями и доносами.

Цит. по: М. Дмитриев Главы из воспоминаний моей жизни, НЛО, 1998