Michael Baru

Прочел роман Джона Уильямса «Стоунер». Поначалу читал его буквально с упоением, а под конец упоение растерял, но все равно не без удовольствия. Хороший человеческий роман об обычных человеческих людях. Его особенно приятно читать, после того, как начитаешься книг о тридцать седьмом годе, об ужасах сталинских лагерей, о чудовищной войне и обо всем том, что люди обычно видят лишь в кошмарных снах, а люди вроде нас в этом живут. Рядовая, в сущности, судьба американского профессора филологии, живущего в маленьком университетском городке в штате Миссисипи. Никакой ядерной физики, никакой химии, никаких эпохальных открытий – только английская поэзия Ренессанса, только неторопливое и кропотливое изучение влияния на эту поэзию античной традиции. Где-то вдали, за стенами университета бушует первая мировая, потом вторая, а внутри… Так будут жить в раю, когда не останется ни одного вопроса «как» и перед человеком будет стоять только один вопрос «зачем». Я всю жизнь мечтал жить такой жизнью, пока однажды мне не пришлось ей пожить какое-то время в Америке. Приходишь на работу, а у тебя все для нее есть и того, что нет привезут по первому требованию – буквально завтра. И быт устроен. И в магазине есть все. И никому нет дела до того, что ты говоришь и, тем более, думаешь и пишешь. И вдруг выясняется, что вопрос «зачем» куда серьезнее, чем казался во время каждодневного решения бесчисленных вопросов «как». И решается он, если вообще решается, совершенно по-другому… Впрочем, я отвлекся. Если честно, то герой романа мне чем-то напомнил Женю Лукашина из набившего всем оскомину фильма. Хороший, милый, но… Нет, он честно преподает эту самую филологию всю сознательную жизнь, но с наукой как-то не заладилось, с женой тоже, любовь, которая одна на всю жизнь, он не то, чтобы предал, но… так получилось. Вот только на гитаре не играет и не поет если у вас нету тети. Я думаю, что если бы Рязанов снял по этому роману кино, то его бы тоже смотрели сто лет подряд, а потом и еще столько же. Особенно женщины. Посмотрят, посмотрят, смахнут слезу и снова нарезать оливье. Впрочем, нет. Стоунер, скорее Бузыкин из «Осеннего марафона», чем Лукашин. Правда, у Данелии получился бы фильм интереснее романа и не женские, но скупые мужские слезы… Короче говоря, этот роман имеет смысл прочесть, чтобы потом самому влезть в шкуру главного героя, подойти к зеркалу, смотреть на себя и думать... Я сам, кстати, закончил читать роман еще вчера, а до сих пор из этой шкуры никак не вылезу, хотя давно пора идти в магазин за продуктами.

    Прочел я однажды в каком-то романе, что главный герой после того, как проучился два года в агрохимическом колледже университета, взял да и перевелся на филологический факультет. Так его поманили к себе Чосер и Шекспир, что он не смог удержаться. Прочел и задумался – что если бы я учился не в своем химико-технологическом институте, а в университете… После второго курса, как раз перед началом всех этих невообразимо скучных процессов и аппаратов химической технологии, коллоидной химии и еще кучи дисциплин только от названия которых хочется впасть в анабиоз, я взял бы и…
    Учился бы хорошо. Отлично даже. Математики нет, физики нет, начертательной геометрии и след простыл – учись - не хочу. Потом остался бы на кафедре ассистентом или устроился бы на работу в какой-нибудь научно-исследовательский институт по изучению поэтов-современников Пушкина. Как же хорошо быть филологом! Реактивы тебе не нужны, приборы, кроме компьютера, степлера и чайника не нужны, лаборант может только плохо заварить чай, а не устроить пожар или взрыв при перегонке под вакуумом. Тебе не надо смотреть с завистью на коллег из какого-нибудь Гарварда или Принстона, которым любой заказанный прибор или реактив могут доставить уже завтра, а тебе только через три месяца, после того, как ты их закажешь на последние деньги… все равно не привезут, потому, что таможня… потому, что таможня и все. Все… ну, почти все нужные архивы у нас и надо только сказать, что ты завтра с самого утра в библиотеке или в архиве. Сидишь себе, выписываешь нужные цитаты, заказываешь ксерокопии, с наслаждением вдыхаешь запах старых книг, а не тошнотворный запах какого-нибудь пиридина или этилмеркаптана. И никто тебе не капнет на новые джинсы серной кислотой.
    Я бы построил себе дом из… да из любого стихотворения, к примеру, Тютчева и в нем поселился. Натащил бы туда разных цитат, монографий, писем тютчевских друзей, родственников, свидетельств очевидцев, дагерротипов, подорожных и зажил бы в нем припеваючи. Еще и прорыл бы ходы от своего дома к другим стихотворениям Федора Ивановича и дальше, к другим поэтам и даже в наше время, а если хватило бы финансирования, то и в будущее. И сам бы написал статью о том, что в стихотворении «Она сидела на полу и груду писем разбирала…» пол бы паркетный, дубовый и стоил такой паркет по три рубля с полтиной серебром за квадратный метр, как выяснилось по найденным автором статьи архивным документам, а вовсе не по десяти рублей ассигнациями, как это утверждали ранее в своих работах некоторые недобросовестные исследователи. Впрочем, интереснее всего открыть неизвестного науке поэта того времени. Интереснее этого открытия может быть только выдумывание этого поэта из головы и написание за него стихов. Само собой, гениальных. Найти в самом дальнем и самом пыльном углу какого-нибудь пензенского или тамбовского архивов папку с бумагами губернского мирового или сиротского суда, а в ней стихи секретаря… И еще написать роман о жизни этого секретаря. Сочинить ему солидную, важную и строгую жену с кустистыми бровями, детишек, скучную службу, карты по пятницам с сослуживцами, горькую и… хрупкую Анну Сергеевну, которую он встретит… да где угодно там и встретит. Хотя бы на ежегодном совещании секретарей сиротских судов, которое проводит министерство внутренних дел в Петербурге. Ну, а потом регулярные командировки в столицу по служебной надобности, чад безумной встречи, одна минута на пути и стихи, написанные в поезде стремительным неразборчивым почерком на обратной стороне бесчисленных черновиков протоколов, отношений и заявлений. И письма. Лучше всего найти их. По ним легче всего написать документальный роман. И ни за что никому не признаваться. Даже на вручении Букера или Большой книги насмерть стоять на том, что только нашел письма, стихи и расшифровал трудный почерк. Не открывать рта даже тогда, когда жена как бы невзначай спросит, а кто такая Анна Сергеевна, которую ты выдумал, но…
    Впрочем, это все сложно – и роман, и стихи, и сидение в архивах, и рытье ходов, и не признаваться. Сколько лет на все это уйдет… Проще взять и найти в музыкальных архивах совершенно неизвестный вальс Чайковского или Шостаковича. Точно так же, как нашел в архиве какой-то итальянец «Адажио» Альбинони. Правда, на композиторский факультет университета тут не перейдешь - придется поступать в консерваторию, а перед этим еще много лет учиться в музыкальной школе из которой меня когда-то отчислили за постоянные прогулы.