О ПРОВИНЦИАЛЬНЫХ МУЗЕЯХ
В каждом нашем провинциальном музее есть непременный набор экспонатов, без которых решительно невозможно его существование. В самом первом зале это трухлявый бивень мамонта. И в музеях самых южных губерний, куда мамонты не забредали даже по пьянке, такой экспонат имеет место быть и лежит у входа в макет землянки, обрамленный россыпью кремниевых скребков и рубил по пальцам, которые местные археологи-любители во множестве изготовляют находят на своих огородах.
За бивнем идут позеленевшие бронзовые гвозди, найденные при рытье котлована под городские бани, каменные горошины бус величиной с грецкий орех, фибулы, фистулы, преамбулы, височные и годовые кольца древних славянок и понаехавших хазарок с половчанками. В той же витрине лежат обломкипервых самогонных аппаратов глиняных горшков, чарок и турок, которые уже в те времена приезжали торговать к нам турецкой кожей, содранной с рабов и дешевыми золотыми цепочками из медной проволоки.
Перейдем, однако, в следующий зал, посвященный татаро-монгольскому нашествию. Здесь и берестяные грамоты с первыми нецензурными выражениями, принесенными нам завоевателями, и диорама героической обороны города, похожая как две капли медовухи на оборону Козельска или Твери. В углу диорамы мизансцена – двое наших скребут вражеского лазутчика, переодетого русским, до тех пор, пока не обнаружится татарин. – Как же так? – воскликнете вы. – Да в эти дремучие архангельские или вятские леса не токмо татары с монголами, но даже и евреи со скрипками и шахматами никогда не забредали! Что ж из того? Наша история не есть камень, лежащий дураком у дороги, но полноводная река, которую мы то перегородим плотиной, отчего она затопит все дома в округе, то построим над ней мост и станем с него плевать на воду, то станем поворачивать ее вспять, то решим переплыть, как три мудреца в одном тазу и заплывем… к примеру, в архангельские леса. Да и вообще – вы бы еще спросили что делать, и кто виноват. Не в нашей привычке – задавать вопросы, на которые, как всякому у нас известно, нет и не может быть ответов, а те, у кого они есть, пусть бы и предлагали нам свои ответы, но мы у них не возьмем, даже и даром. В нашей привычке – почесать в затылке, вздохнутьпослать всех на и побрести дальше.
Продолжение следует
За бивнем идут позеленевшие бронзовые гвозди, найденные при рытье котлована под городские бани, каменные горошины бус величиной с грецкий орех, фибулы, фистулы, преамбулы, височные и годовые кольца древних славянок и понаехавших хазарок с половчанками. В той же витрине лежат обломки
Перейдем, однако, в следующий зал, посвященный татаро-монгольскому нашествию. Здесь и берестяные грамоты с первыми нецензурными выражениями, принесенными нам завоевателями, и диорама героической обороны города, похожая как две капли медовухи на оборону Козельска или Твери. В углу диорамы мизансцена – двое наших скребут вражеского лазутчика, переодетого русским, до тех пор, пока не обнаружится татарин. – Как же так? – воскликнете вы. – Да в эти дремучие архангельские или вятские леса не токмо татары с монголами, но даже и евреи со скрипками и шахматами никогда не забредали! Что ж из того? Наша история не есть камень, лежащий дураком у дороги, но полноводная река, которую мы то перегородим плотиной, отчего она затопит все дома в округе, то построим над ней мост и станем с него плевать на воду, то станем поворачивать ее вспять, то решим переплыть, как три мудреца в одном тазу и заплывем… к примеру, в архангельские леса. Да и вообще – вы бы еще спросили что делать, и кто виноват. Не в нашей привычке – задавать вопросы, на которые, как всякому у нас известно, нет и не может быть ответов, а те, у кого они есть, пусть бы и предлагали нам свои ответы, но мы у них не возьмем, даже и даром. В нашей привычке – почесать в затылке, вздохнуть
Продолжение следует