Начальство, обнаружив такие вопиющие безобразия, артель выгнало взашей, а подрядчика оштрафовали и уж хотели примерно высечь, но тут неожиданно оказалось, что он сын одной из тех самых крепостных актерок и в некотором роде… Плюнули на него, выслали в Пермь и тем ограничились. Там он не спился, как можно было бы ожидать, а разучив алфавит, написал мемуар о князе под названием «Курочки Куракина», который в конце прошлого века разыскали в архивах вездесущие краеведы и уж стали готовить к изданию в одном из столичных издательств, но министерство иностранных дел, главой которого был двести лет назад князь, наложило на этот мемуар гриф… Впрочем, эта история выходит далеко за рамки нашего исследования. Да и вообще ни в какие рамки не лезет.
Наконец Межевой институт, называвшийся Константиновским, по имени великого князя, сына Павла, въехал в перестроенный дворец. Первым директором института стал не профессиональный межевик вовсе, а писатель Аксаков. К нему в гости, на пироги с капустой, которые замечательно удавались его супруге, часто приходили друзья – славянофилы. Да и западники тоже. Бывало, придут, рассядутся вокруг пирога, а жена Аксакова даст ему в руку нож и говорит – ну, что, Межуев* – так она его в шутку звала на манер ноздревского зятя – ты бы пирог-то размежевал. Другой бы раз-раз и готово, только Аксаков был не из таких. Затеет спор с друзьями – на какой манер пирог резать – на наш, славянофильский или на их, западный? Битый час могли спорить. А пока спорили, Белинский, полпирога уж и съедал. Виссарион Григорьевич вообще был по части поесть в гостях – просто буря и натиск. Все сметал. У него даже и прозвище было - неистовый Виссарион. Сердобольный Аксаков потом по знакомству пристроил Белинского в свой институт – русский язык преподавать, но тот продержался на этой работе недолго – уж больно длинный был у Виссариона Григорьевича русский язык.
Аксаков и человек был прекрасный, и писатель замечательный, а вот как директор… Правда, территорию института при нем благоустроили – разбили клумбы, а на клумбах высадили маки, розы, пионы. Аксакову все равно было какие цветы – лишь бы аленькие. Сорвет один, прижмет к груди и все шепчет, шепчет… Подчиненные уж тогда его не беспокоили – знали, что он на другой, литературной ниве межи проводит. Сами все размежуют, да так ловко, что никакой судейский комар носа не подточит. Но Аксакову всегда на подпись дела давали – уважали его.
Преподавал физику в институте некто Иванов. Мы бы его, наверное, и не вспомнили, кабы не был он женат на сестре Ф.М. Достоевского. Федор Михайлович часто приезжал погостить к сестре. Они с мужем на казенной квартире обретались, в институтском флигеле. По воспоминаниям соседей брат с сестрой ссорились часто. Вера Михайловна с Ивановым были поведения тихого, даже замкнутого, а брат как приедет – тотчас наведет каких-то своих знакомых и незнакомых вовсе. Однажды и вовсе привел размалеванную девицу с улицы. Велел ее чаем поить с сахарными крендельками и часа три с ней разговоры разговаривал. И все записывал, записывал в свой блокнот, что она ни скажет. Ну, тут натурально скандал разгорелся. Иванов кричит, чтоб девица убиралась немедля – здесь, мол, не вертеп, а межевой институт! Вера Михайловна в слезы. Так кричали и шумели, что пришлось околоточного звать. Тот пришел и с порога как гаркнет: - Попалась, Мармеладова! Предъяви регистрацию! А той уж и след простыл.
Прошло время, и институт из куракинского дворца перебрался в другое место. В 1867 году, в здании расположился архив Министерства юстиции. Архивы, однако, имеют свойство распухать, и этот тоже распух, точно ущемленный дверью, до таких размеров, что назревала новая перестройка здания. Уж и чиновники составили такую смету, что только перестраивай да радуйся, и подрядчики в предвкушении радостно потирали свои загребущие руки, но кто-то наверху решил, что лучше построить другое здание архива, в районе Девичьего поля. Из соображений пожарной безопасности. И то сказать – надо же и пожарным потрафить.
И в 1888 году во дворец переехало Александровское коммерческое училище, основанное в память освобождения крестьян. Принимали туда мальчиков 8-11 лет – москвичей и жителей других губерний. На самом деле, училище было создано на восемь лет раньше и все это время ютилось в различных помещениях в Москве, пока Министерство юстиции не отдало для него куракинскую усадьбу. В июне 1885 года началась очередная перестройка по проекту архитектора Фрейденберга, которая длилась два года, а уже в феврале 1888 года вновь перестроенное здание было освящено. Образовался попечительский совет, в который вошли братья Третьяковы. А во главе совета был председатель московского биржевого комитета Н.А. Найденов. Писатель Ремизов, когда-то студент этого училища, вспоминал: "Затея его была - создать образцовую коммерческую школу рядом со старинной Практической академией коммерческих наук, куда попадали только привилегированные, по преимуществу первогильдейские". И затея эта удалась. Точные и естественные науки преподавались в училище по, так сказать, «высшему разряду». Мало того, студентов учили применять эти знания на практике, а такой подход к обучению и сейчас у нас не так уж часто встречается. Потому и выпускники училища имели право поступать в Институт инженеров путей сообщения, императорское Техническое училище и другие высшие учебные заведения технического и коммерческого образования. Кстати, ученики, окончившие полный курс получали не только аттестат, но и звание личного почетного гражданина, а отличникам присваивали звание кандидата коммерции и вручали золотую или серебряную медаль. Учили там на совесть. Без поблажек. Настолько без них, что однажды преподаватель английского языка А.В. Мак-Клиланд был смертельно ранен выстрелом из револьвера учеником, не сдавшим выпускной экзамен. Среди выпускников училища – видные промышленники, коммерсанты и банкиры из семей Крестовниковых, Липгартов, Лапиных, Морозовых, Прохоровых, Перловых, Хлудовых, Четвериковых и других.
А потом наступил семнадцатый, восемнадцатый и другие, ничуть не лучшие, годы. Уже в 1918 году училище новыми властями было преобразовано в Промышленно-экономический институт имени А. И. Рыкова. В 1929 году институт снова был реорганизован. Теперь уже в Финансово-экономический. За всеми этими превращениями здание не поспевало – оно старело, ветшало, вышла из строя вся система отопления. В конце двадцатых началась новая реконструкция – надстроили еще два этажа и измученное перестройками здание, наконец, приобрело свой нынешний облик.
В марте 1933 года в нем разместился МИХМ – Московский институт хороших мальчиков. Остряки называли его Московским институтом химического машиностроения. В пору своего расцвета МИХМ соперничал с МХТИ имени Д. И. Менделеева – Московским художественно-театральным институтом. Эк, ты, братец, заврался – скажет внимательный читатель – еще и Менделеева приплел! Если уж художественно-театральный – так имени К.С. Станиславского. А вот и нет. Дмитрий Иваныч был завзятым театралом. Всех актеров и актрис знал наперечет. Хоть ночью его разбуди – без запинки мог сказать фамилию актрисы, которая рядом с ним находится. Даже составил большую таблицу, в каждую клеточку которой вписывал фамилию актера или актрисы, а под фамилией разные их свойства – кто с кем, когда и при каких обстоятельствах. Придет, бывало, в театр, и давай соседей по креслам на пари подбивать – кто из актеров быстрее всех свою роль в пьесе проговорит или в каком акте ружье выстрелит, но промахнется. Сам-то заранее и с актером, и с ружьем договорится. Денег таким манером навыигрывает и митькой звали в буфет – коньяк пить. Про Менделеева вообще много разных историй рассказывали, но мы их не станем пересказывать, потому как они к Бабушкиному переулку не имеют никакого отношения.
МИХМ прожил в куракинском дворце долго – до конца девяностых годов пошлого века. В1990 году институт горел. Должно быть, из-за неосторожного обращения хороших мальчиков со спичками и химическими реактивами. После пожара здание реконструировали, покрасили и тут… свежевыкрашенному МИХМу приказали долго жить, а вместо него в 1997 году организовали МГУИЭ – Московский государственный университет инженерной экологии, который, ежели на него смотреть сбоку, представляется теми же яйцами, что и МИХМ. Как-то весной проходил я мимо этого университета во дворце. Наверное, был перерыв между парами. На улицу высыпали студенты и студентки, которых явно было больше. Я смотрел на них и думал – ну зачем экологам столько красивых девушек? Взять, к примеру, математиков или физиков – у них с красивыми девушками просто последний день Помпеи. Почему девушки пришли учиться именно сюда? Неужто дух любвеобильного князя Куракина еще не выветрился из этих стен… И я вообразил памятник князю Куракину во дворе университета, посреди этого цветника. И довольную ухмылку на его холеном чугунном лице.
* Да знаю я, что у Гоголя Мижуев. Но в рифму-то – Межуев!
продолжение следует
Фотографии
synthesizerКуракинский инженерно-экологический университет
А это дом, который пристроил ко дворцу МИХМ. Не ко дворцу он, конечно, пришелся. Даже и не ко двору.