Michael Baru

       В восемьсот девяносто восьмом году «за усердную и полезную деятельность по учреждениям Министерства народного просвещения» Иван Степанович Пономарев, окончивший лишь начальную школу в Лальске и уездное училище в Устюге, был награжден серебряной медалью, а через двенадцать лет «золотой медалью для ношения на шее». Медалей у Пономарева было несколько. Еще одной, бронзовой, он был награжден в девяносто седьмом году за руководство переписью населения в восточной части Устюжского уезда.
       В восемьсот девяносто первом году построили больницу, где работал фельдшер, а доктор, как и сто лет назад, приезжал время от времени из Великого Устюга, где он постоянно проживал.
       Пономарев обращал свое внимание на все. Он, к примеру, предложил открыть в Лальске общество взаимного страхования имущества от огня. На это гласные согласились, поскольку Лальск, как и все деревянные городки очень страдал от периодических пожаров. Открывать городскую библиотеку в Лальске хотели не больше, чем открывать училище. Надо сказать, что ни уездным, ни губернским начальникам библиотека в Лальске тоже была не нужна. И все же Пономарев добился ее открытия. В разрешении на ее открытие, выданном в начале восьмидесятых годов, так было и записано «под личную ответственность купеческого сына Ивана Степановича Пономарева». Когда в девяностые годы в городской библиотеке оказалось уже довольно большое количество книг, Иван Степанович организовал переплетную мастерскую, приобрел необходимый инструмент и пригласил из Великого Устюга переплетчика, который за два года работы переплел не только изрядно потрепанные библиотечные книги, но и книги некоторых жителей Лальска. Жил и работал переплетчик все это время в доме городского головы. Только в конце восьмидесятых годов в Лальске была открыта еще одна библиотека – для священников, чтобы «дать духовенству округа возможность дополнять и расширять приобретенные в учебных заведениях знания и следить за развитием богословской науки и христианского просвещения». Светских книг там практически не имелось, а газеты были и вовсе запрещены. Вообще за недозволенной литературой следили внимательно. В девяносто четвертом году в Лальской городской библиотеке бдительные правоохранители обнаружили подписку журнала «Русская мысль» за семь лет, всю сложили в специальный ящик, который опечатали и сдали на хранение библиотекарю.
В начале двадцатого века Лальский городской голова, увидев в каком-то журнале рекламу керосино-калильных фонарей, уговорил городскую Думу заменить самые обычные примитивные керосиновые фонари, которые не столько освещали город в темное время суток, сколько просто расходовали керосин, на новые, дававшие почти такой же яркий свет, как и электродуговые. Такие фонари были далеко не во всяком уездном городе Вологодской губернии, а в заштатном Лальске были. ( Collapse )

       В девяностом году ни с того ни с сего случилось единственное в истории Лальска землетрясение. В описи Воскресенского собора об этом событии сказано: «Мая с 24 на 25 число по полуночи в 4 часу трясение или колебание земли здесь в г. Лальске весьма чувствуемо было; кратко, а сильно; так аки бы волнами от запада к востоку провождало, на подобие волн землю колебало». Надо думать, что большинство лальчан это землетрясение просто проспало.
       В том же году купец Афанасий Максимов объявил городской Думе, что его покойная сестра Татьяна Юрьева, та самая, что завещала пятьсот рублей местной богадельне, передала ему перед смертью тысячу рублей на постройку на городском кладбище каменной церкви во имя Успения Божией Матери. Из этих денег он уже истратил четыреста рублей на кирпич и камень, но полагает, что оставшейся суммы будет недостаточно для строительства церкви и просил городские власти привлечь пожертвования крестьян окрестных сел и деревень, состоящих в приходах лальских городских церквей. Деньги собрали, церковь построили и до сих пор она стоит на городском кладбище.
       При всей ограниченности средств в девяносто втором году все же смогли сделать деревянную мостовую из брусьев длиной почти в шестьсот саженей или в тысячу триста метров. Причем делали мостовую вскладчину все домовладельцы: крестьяне – тридцать саженей, духовенство – тридцать пять саженей, чиновники и военные – двадцать четыре сажени, а все остальное пришлось на долю купцов и мещан.
       Многие лальские мещане и купцы, хотя и были по своему статусу горожанами, предпочитали жить в уездных деревнях, чтобы как можно меньше принимать участия в общественных городских делах и, тем более, на них тратиться. По повесткам лальской городской Думы они тоже являться не спешили. В связи с этим Наместническое Правление просило Лальский земский суд выслать в Лальск всех проживавших в уезде мещан и купцов. Выслать в город из деревни… Советским колхозникам такое и в самом сладком сне не приснилось бы.
       И снова события, которые нужно рассматривать в микроскоп. В девяносто первом году начальник лальской воинской команды прапорщик Дерунов написал донос на городничего. Будто бы городничий чинит жителям города разного рода притеснения. Городничий в ответ испросил у жителей города то, что сейчас назвали бы вотумом доверия. Не просто так, а чтобы с этим вотумом в руках идти к вышестоящему начальству, то есть к самому генерал-губернатору Кашкину. Лальское городское общество в этом вотуме, который тогда назывался приговором, сообщало генерал-губернатору «что здешний г. Городничий с самого вступления его в должность, 19 Сентября 1780. г., со всяким доброхотством и человеколю6ием к гражданству, как долг кроткого и снисходительного начальника зависит, и обид ниже кому либо из частных людей во все его здесь событие не происходило… и под начальством какового добронравного градоправителя и впредь быть все единогласно желаем… что же касается до г. прапорщика Дерунова, здешним обывателями кроме обид и всякого недоброхотства, каковые сначала его здесь нахождения все и описать невозможно, никаких порядочных свойств не видится». Генерал-губернатор, получив от лальской Думы такую бумагу, высказался в том смысле, что Дума не имеет права одобрять или порицать действия правительственных чиновников. Ждали приезда самого Кашкина в Лальск и даже стали собирать деньги на его прием. Решили собрать двести рублей, из которых купечество должно было дать сто тридцать, а остальные семьдесят мещанство, но Кашкин не приехал и чем кончилась ссора между городничим и начальником воинской команды неизвестно. Зато известно, что городская Дума, беспокоясь о том, что в Лальске мало ремесленников, предложила мещанскому обществу послать в Архангельск или другой город для обучения трех мальчиков. Мещане города Лальска выбрали Ивана и Григория Норицыных и Виссариона Шемякина, о которых всему городу известно было, что они «праздношатающиеся». Кончилось все тем, что родители их не отпустили. Еще известно, что на общем собрании лальских мещан Ивана Гузнищевского по приговору Вологодской Уголовной палаты городничий наказал плетьми за просрочку паспорта и оштрафовал на шесть рублей за небытие у исповеди в течении трех лет. Еще известно, что на должность городского лекаря определен отставной штаб-лекарь Игнациус, который и не думал приезжать в этот медвежий угол – штаб-лекарь жил себе в Великом Устюге, а в Лальск должен был приезжать по требованию. ( Collapse )

       Порой случалось удивительное. В Устюге летом пятнадцатого года при пожаре сгорела церковь Св. Симеона Столпника и прихожане Лальской Богоявленской церкви с разрешения архиепископа Великоустюжского и Тотемского Иосифа подарили устюжанам верхний этаж своей старой деревянной церкви и этот второй этаж в разобранном виде сплавили по реке Лале в реку Лузу, а из Лузы в Юг и так привели свой подарок в Устюг. ( Collapse )

       По прямой от Москвы до Лальска около восьмисот километров, но это, если по прямой, по которой до него не доехать. Если же по железной дороге, то куда больше тысячи. Удобнее всего сначала до Нижнего, а потом из Нижнего на воркутинском поезде до станции Луза, а уж от Лузы до Лальска всего три десятка километров, но автобус их проходит часа за два с остановками. На такси быстрее, но тоже неменьше часа, потому как дорога до Лальска грунтовая, разбитая лесовозами, осенью и зимой вообще почти непроходимая, а зимой, хоть и проходимая, но похожа на обледенелую стиральную доску и ехать по ней надо осторожно переставляя колеса. Аварии, как рассказал мне словоохотливый таксист из Лузы, случаются часто. Недавно вот автобус перевернулся, были жертвы… Он о многом еще рассказывал – о том, что самые высокие заработки в районе на лесоповале, но это всего несколько месяцев в году да и не всем везет устроиться на такую работу, о том, что большая часть тех, кто работает здесь, вкалывает без продыху на лесопилках, что уезжают на Север и в Сибирь добывать нефть и газ, что половина района «сидит на стакане»… ( Collapse )

Теперь, как, собственно, и раньше, стало ясно, что свою фармацевтическую промышленность нужно развивать. Перифразируя слова Наполеона можно сказать, что тот, кто не хочет развивать свою фармацевтическую промышленность, будет вольно или не вольно развивать чужую. Раньше я думал, что нам могут перестать продавать лекарства или сырье для лекарств, которые здесь большая часть фармацевтических компаний превращает в таблетки и тогда нам настанет полный… Могут перестать продавать потому, что не любят Путина, не простят на Крыма – короче говоря, по тысяче разных причин связанных с политикой. Оказалось, что это может произойти потому, что там, где это сырье делают, просто все заболели или эта компания приказала долго жить или им самим этого сырья не хватает или по тысяче разных причин совершенно не связанных с политикой. Мы бы могли, имея свои фармацевтические предприятия полного цикла,* все это (например, производить вакцины в случае эпидемий или бактериологических войн) делать сами где-нибудь там, куда вирус не долетел. У нас такие места, я полагаю, есть в достаточном количестве. Где-нибудь на Алтае или в глухих местах Архангельской или Кировской губерний. Не в Москве или в Петербурге или в Нижнем. Теперь понятно, что это стратегические предприятия и места для них нужно выбирать так же тщательно, как выбирают места для строительства предприятий по получению оружейного плутония. Полагаю, что в будущем построят такие города, как, скажем, Саров, но с населением, стоящим не из физиков, а из сотрудников фармацевтических предприятий. Собственно, будущее уже пришло и надо в нем начинать обустраиваться. Безусловно, ничего это мы делать не будем, поскольку у властей другие приоритеты. Чиновники покудахчут, президент походит перед нами в оранжевом костюме с маской, примут десяток постановлений, которые никто не выполнит и все опять покроется болотной тиной до следующей эпидемии.

*На предприятиях полного цикла делают все от начала до конца – синтезируют активный фармацевтический ингредиент, а потом делают из него таблетки, растворы для инъекций и т.д. На большинстве наших предприятий просто делают таблетки из импортного сырья. Я работаю на предприятии полного цикла и таких предприятий у нас в России не просто мало, а очень мало, поскольку производство это сложное и для него необходимо дорогостоящее оборудование и высококвалифицированные специалисты, которых нужно долго готовить. Всю следующую карантинную неделю мы будем работать потому, что наша компания в списке тех предприятий, которые не должны останавливать производство, но мы в Москве и остановка производства может произойти по не зависящим от нас причинам в любой момент.

Дорогие друзья и читатели города Санкт-Петербурга! Не менее дорогие приезжие из других, обычных городов вроде Казани или Воронежа, не говоря о Костроме или Москве, в нашу культурную столицу. Через четыре дня к вечеру 28 февраля издательство «Захаров» привезет меня в Фонтанный дом, поставит в Малом зале и начиная с половины седьмого, я не стану рассказывать вам о своей новой книге «Мещанское гнездо» и читать из нее отрывки. Я ведь не чтец-декламатор. Вместо этого я расскажу вам о том… Придете – узнаете о чем. Я бы вообще ничего сам не говорил, а только отвечал бы на ваши вопросы. Я ведь не представляю книгу стихов и вообще я давно уже не поэт, которому только намекни и он как начнет читать свои стихи, как начнет… Хотелось бы, чтобы и те, кто придут на этот вечер, тоже подготовились. На вечере в Москве я так и не дождался вопросов о своих творческих планах, о любимом блюде, о любимом писателе, о том как пишу, о том почему я химик, а не астроном, не космонавт, не пианист, не композитор и не библиотекарь, и о том, как делаю рябиновую настойку и варю щи из квашеной капусты. Самое обидное, что москвичей пришлось простить, поскольку я среди них живу и сам такой, а вот вам… подпишу книжки, которые будут продаваться по цене ниже рыночной, чтобы компенсировать затраты на входной билет (200 рублей обычный и 100 льготный). Тем, кто купит две книжки или больше, не только подпишу, но и пообещаю вернуться ближе к осени.

В 1727 году в Лальске собрали 354 рубля 40 и 1/4 копейки на строительство в Москве Триумфальной арки. Тогда строили триумфальные арки по поводу победы в Северной войне, но война кончилась в 1721 году. Внимание, вопрос. Вдруг кто-то знает, когда в Москве построили эти арки? На что в Лальске собирали деньги шесть лет спустя? Или эта та арка, которую построили в честь коронации Екатерины, которая была в 1724 году? Это все были деревянные арки. Не должны они были стоить дорого.

Хочу спросить. Вот есть такие усилители gsm сигнала. Бывает едешь где-нибудь в машине или в поезде по тридевятому царству в какой-нибудь Кировской или Архангельской областях, а сеть еле дышит. Хочется сигнал усилить. Насколько такие устройства эффективны, а если эффективны, то что бы вы мне посоветовали купить. Понятное дело, что лучше всего развернуть трехметровую антенну на верхнем ярусе колокольни, но... Мне бы что-нибудь портативное, которое можно положить в рюкзак или даже в карман. Достал, присоединил и усилил сигнал на смартфоне или на планшете. Ну, и так, чтобы не стоило как чугунный мост.